Горячая линия по вопросам кризисной и незапланированной беременности, действующий при Благотворительном фонде защиты семьи, материнства и детства, расширяет временные границы для оказания психологической помощи.

Теперь звонки по номеру 8-800-200-05-07 принимаются ежедневно:

· в будние дни — с 10:00 до 21:00;

· в выходные — с 10 до 18:00.

Звонки со всех регионов России абсолютно бесплатны.

Задача психологов, принимающих звонки по данному номеру, состоит сделать все возможное, чтобы уберечь беременную женщину от трагической ошибки и сохранить жизнь нерожденному ребенку.

Работу телефона доверия дополняют специально созданные интернет-сайты http://abortion.ru и http://mamatest.ru, на которых женщина может узнать подробную информацию о вреде аборта и обратиться за помощью по специальной форме обратной связи или по электронной почте. На всех листовках, плакатах и других материалах, распространяемых в женских консультациях и роддомах, рядом с телефоном указывается адрес сайта.

В ближайших планах — переход на круглосуточный режим работы.

Такая горячая линия является единственным в России общефедеральным проектом в данном направлении. Благодаря его работе удается спасти по меньшей мере десятки детей ежемесячно.

Проект остро нуждается в финансовой поддержке. Контактная информация для желающих поддержать телефон доверия или оказать помощь беременным женщинам, попавшим в трудную жизненную ситуацию:

+7 (495) 612-64-95,

+7 (495) 656-09-17

charity_fund@semya.org.ru

Каждый из нас может спасти ребенка.

КРЕСТНИКИ

— Крестничек твой нынче невесту привёз, ты уж приходи, Маврунь, будем петь, как положено, — очередной раз услышал я это странное для некрещёной и неверующей бабушки слово и снова вспомнил вдруг тонкую спицу, фигуру петушка на её рукоятке, горящие свечи, увиденные сквозь щель печной занавески, странные стихи нараспев...

.... Долгие послевоенные годы в стране были запрещены аборты по желанию женщины, —
требовались особые показания, да и с ними было не всё так просто.
И даже когда наконец аборты были разрешены, — сделать их в деревне было практически невозможно. Следовало ехать в «район» — то бишь в районный центр, где был соответствующей квалификации персонал и техническая возможность для подобных процедур.

Но разрешить-то разрешили, а позором и чем-то грязным эта процедура всё равно осталась и никакой врачебной тайны за собой не несла: даже если на «выскребание» приходила девица взрослая и сама решающая — всё равно до её деревни весть доносилась через пару-тройку дней, обрекая на косые взгляды и плевки вслед. «Скинуть» было позорнее, нежели «понести» без мужа. Потому многие решались на поиски старушек-умелиц по такому делу...

— Твёрдо ли решила, хорошая моя? — спрашивала дрожащую девицу бабушка.
— Д-да...
— Ну тогда сиди, слушай, смотри, сегодня буду готовить тебя, а завтра уж и дело сделаем.

Она ставила на стол большую деревянную, крашенную чёрным потрескавшимся лаком шкатулку, доставала красную бархотку, сложенную вчетверо, расстилала её, затем укладывала сверху странного вида спицу с крючковатым загнутым остриём и рукоятью в форме петушка, поднявшего в испуге крылья...

Всё это время она негромко приговаривала то ли стихи, то ли молитвы со странными
рифмами, из которых слышалось:

— ...Будем-будем мы искать,
Как нам деточку убрать,
Спи, малютка, спи, малыш,
Больше в мамке не поспишь...

Потом трясущаяся посетительница ложилась на топчан, установленный в центре комнаты, по обе руки от неё ставились на пол две обрезанные стеклянные колбы, на дно которых, капнув расплавленным воском, прикреплялись две свечки, принесённые самой девочкой.

Продолжая нараспев приговаривать, бабушка вдруг затихала, проводила недрогнувшей ладонью сквозь пламя обеих свечей и говорила:
— Мальчик... это хорошо, мальчики лёгонькие, выпрыгивают сами, а этот ещё и с
чёлочкой, заводной, попрыгун...
На обнажённый живот укладывалась спица, свисая за край своей петушковой рукоятью, спицу двумя сухонькими ладошками бабушка прокатывала от груди до самого низа живота и обратно несколько раз, продолжая разговаривать с кем-то незримо присутствующим бессмысленными для меня, подглядывающего, словами:

— Катись-катись, веретено,
Мне расскажи, что знать дано,
Как птенчик малый будет жить
И как же нам его сгубить...

Вдруг она толкала рукоять этой страшной «спицы» девочке и требовала:
— Возьми в руку крепко, сама прокати веретёнку, что почуешь — кричи.
Испытуемая бралась за петушка и с воплем отдергивала руку:
— Горячая!
— Всё правильно, всё правильно, — шептала ей бабушка, — знач, эта процедура для тебя последняя, знач, больше не «понесёшь», как вычистим тебя завтра, — петушок знак дал...

Потом был чай со зверобоем, мятой и душицей, который посетительница пила, обжигаясь и боясь отказать, потом бабушка расчесывала ей волосы, повторяя уже другие стихи:

— Власы и головушка,
Молчи, моя соловушка,
Не кричи молодушке
О мальчонке-солнышке...

Расставаясь, сговаривались на завтра, на одиннадцать вечера, со своей простынёй и ватой-бинтами.
Назавтра никто не приходил.
Как они находили бабушку, как именно её им рекомендовали — загадка...
Знаю только лишь, что в трёх крупных деревнях у неё были «товарки» — знакомые старушки, приходившиеся дальними родственницами, кумами иль вовсе седьмой водой на киселе, про которых шла известная молва, — вот к ним и обращались «понёсшие» молодицы, а те уже и направляли их к бабушке.

Проходили месяцы, иногда — годы...

В сенках я вдруг видел плачущих женщин, целующих испуганной бабушке руки, суровые отцы семейства совали конверты с пухлым содержимым, но денег бабушка не брала.

Тогда и появлялись наутро крынки с ещё парным молоком у ступенек крыльца, шмат
сала в туеске, кусмище масла, завёрнутого в несколько слоёв пергамента и уложенного в самодельную липовую корзинку. Однажды на моих глазах из военного уазика выгрузили целый ящик венгерских яблок — невиданное лакомство среди сибирской зимы.

А уж если бабушке надо было нанять машину для перевозки дров в её хатку — то, несмотря на все уговоры взять деньги, машину пригонял очередной «крестничек» и брал только то, что положено «по совести», — на бутылку красненького.

В результате молоко она относила соседу, пропойце и туберкулёзнику, которого иногда распекала за золотые руки, прикладываемые только к «шапочке» беленькой поллитровки, яблоки доставались и родным внукам, и соседской цыганской семье.

— Неужели НИ ОДНА так и не пришла на второй день? — однажды, незадолго до её инсульта, решился спросить я.
— Приходили... две... — в её уже не видящем правом глазе появилась маленькая слезинка.

И ведь точно, я вспомнил — «Сыр тут кхар-на, про лав?» — разговор бабушки с совсем юной, фигуристой на вид, но явно лет 14-ти цыганочкой, которая пришла и на второй день. Какие уж причины толкнули её, которую с радостью принял бы любой табор, на такое — не знаю... Как не знаю и причин, которые были у другой, высокой и такой же чернобровой девочки, с резким властным голосом, с которой бабушка разговаривала на каком-то языке, похожем на немецкий, резком и рубленом. Окончания встреч с теми непреклонными посетительницами я не дождался и судеб их не узнал.

— И ты их?.. — не смог закончить я.
— Да ну-у, что ты, — петушок не дал пропасть, выручил, — уже сквозь слёзы улыбнулась бабушка... — Помнишь рыбку фаршированную?
И точно — однажды у порога обнаружилось большое красивое блюдо, в котором лежала завёрнутая в фольгу огромная щука, внутри которой было что-то напихано — с неописуемым вкусом, — такого блюда не делали ни мама, ни сама бабушка.
А цыганочка... — про неё стало тоже понятно, когда я вспомнил про любимые бабушкины бусы, каждый шарик которых был скреплен из четырёх частей и был сделан из какой-то странной, почти невесомой древесины...

.... Когда я стоял на кладбищенской тропинке, не решаясь подойти, успокоить плачущего отца, сидевшего у могилки, я заметил несколько человек, преимущественно женщин, терпеливо дожидающихся в сторонке ухода последних посетителей с места последнего приюта бабушки. Среди ждущих были и дети разных лет, и молодые парни.

Наконец отец встал, поправил венки, бросил последний взгляд на свежую землю и медленно пошёл к выходу, не утирая слезы.
Стоящие поодаль немного выждали, а потом стали поочерёдно подходить к могилке,
что-то шептать и раскладывать поверх всех венков цветы. Никого из них я не видел на поминках.
Сложив цветы, взрослые встали вокруг сотворенного, а в это время маленькая девчушка положила на ленточку верхнего венка, мне показалось, какую-то игрушку, похожую на карамельного петушка, завёрнутого в целлофан.

.... Прошёл почти год, я приехал в «родительский день» на кладбище, никому не говоря о своем появлении, — и ещё с тропинки увидел то, что потом оказалось лесом из карамельных петушков, стоящих в изголовье бабушкиной могилки. Уже темнело, но люди с петушками всё подходили и подходили...
Юлия Матвеева.

Просто рыдаю. Надо же, и бабки бывали хорошие... а в чем весь секрет? - Да он прост: она рассказывала ПРАВДУ об аборте, о детоубийстве своим "жертвам", а ведь это - самое главное! Ведь никто не имеет права лишать женщину (тем более, молодую, юную) права знать, ЧТО она собирается сделать! То, чем сейчас безбожно грешат все клиники, зазывающие на "планирование рождаемости" или "мини-аборт", "безоперационный аборт", а порой и "восстановление менструального цикла"...

Сейчас по первому каналу сериал идёт про доктора Широкова, жаль что в такое нерейтинговое время, там как раз тему абортов поднимают. Все серии не видела, но во многих расказывается, что такое аборт, что происходит с ребёнком, и как тяжело отстоять право на жизнь маленького человечка, когда действует "право на аборт". Хорошо, что вообще стали это показывать, значит лёд сдвинулся.

Натали Батьковна, я вас ругать буду Ну-ка прекращаем смотреть всяку бяку и не расстраиваем Девчонку, что в пузике сидит Где красивые куколки, что ты собирала в начале беременности, где обещанный нам домик во всей красе?

В день, когда ты поняла,
Что внутри сынок,
Словно тонкая игла
Впилась в твой висок:
«Нет, не нужен он совсем,
Позже, может быть...
Вся в кредитах, ну зачем
Нищету плодить?»
А он видел сны, он спал -
Поле в васильках,
Он бежал и замирал
В маминых руках.
Ты сама была такой
Тридцать лет назад.
Что ж так плачет ангел твой,
Опустив глаза?
Не убей, он твой теперь,
Ну представь, как он
Улыбается тебе,
Просит молоко.
Гордые без жалости,
Не слышим в шуме дня:
«Мамочка, пожалуйста,
Не убивай меня...»
Но ждет кресла эшафот,
Мыслей адский плен.
Жизнь у сына заберет
Холодный инструмент.
Смерть принявший без вины,
Не успевший жить
Долго-долго в твои сны
Будет приходить.
Улыбнется: «Мам, я здесь,
Мама, я живой,
По ту сторону небес
Встретимся с тобой».

Как бы не орали насчет женщин, померших пачками от нелегальных абортов, я ПРОТИВ абортов в нашем цивилизованном 21 веке, их нужно просто запретить. Думаю, что 80% женщин, пришедших на аборт, если бы работал законодательный запрет, родили бы и никогда не пожалели об этом! Многим не дают даже подумать, осознать, что будет ПОСЛЕ, их не предупреждают, КАКИЕ душевные (ну, и физические порой) муки ждут их ВСЮ жизнь. Грехи простит Господь, отпустит батюшка, но сами мы - самые страшные и самые хладнокровные судьи самим себе.
Врачи должны предупреждать, как бывает потом, чем грозит аборт, кроме всяких кровотечений, потому что боль тела, на которой сосредотачивают внимание немногие предупреждающие врачи - ничто по сравнению с душевным выгоранием, адской душевной болью. А сколько молодых, которые не знали даже (у них отняли это право - знать! ), что ребенок уже видится на УЗИ, что он уже совсем ребенок, а не "сгусток крови" и не "часть тела матери"!
А вообще надо, надо!!! предупреждать и давать читать переживания постабортного синдрома! Когда несчастная женщина всеми силами хочет вернуть все назад, а уже поздно. Почему, ну почему?! у нее отнимают это право человека на то, чтобы жить дальше, чтобы получить поддержку и оставить ребенка, и оставить ей право спокойно, без страшных угрызений совести, жить!
Еще у нас совсем не обращают внимание на тех, кто уже сделал аборт . А между тем именно эти люди нуждаются в помощи и поддержке. Все зачастую сводится к тому, что-мол она такая-сякая, несть ей прощения и все, можно ставить крест на ее жизни и (какая разница - все одно, ничего не исправить!) продолжать делать и делать это страшное дело дальше... Я хочу, чтобы каждая, сделавшая в прошлом аборт, ЖИЛА, могла жить спокойно! Да, этот страшный грех она будет помнить всегда, всю жизнь она будет знать, сколько лет было бы ее ребенку, вспоминать подробности той беременности, ужасы "после"... НО! - Нужно жить сегодня. Нужно жить дальше. Потому что своими укорами и казнью себя мы не сделаем ничего хорошего, будем стоять на месте, входя и входя в депрессию. Раскаявшись в содеянном, стараться не делать больше этого греха, не добавлять себе ужасов (потому что, по моему мнению, есть огромная разница и между 1, 2 и 10 абортами! Становится тяжелее на целую нерожденную жизнь с каждым абортом!), а жить и стараться радоваться жизни. Родив после аборта, радоваться данной Господом возможности и благословению Его на материнство. И заниматься своими рожденными детьми, радоваться им, жить полноценной, как можно, счастливой жизнью для искупления греха отнятой жизни у того ребенка. Детей, рожденных после сделанного аборта, я считаю в большей степени показателем прощения, посланного Господом и Его благословением на новую, свободную от прошлого ужаса, счастливую жизнь.
Вот, как-то так...

Он убегал. В него стреляли люди. Проваливаясь лапой в рыхлый снег, Волк твёрдо знал: спасения не будет И зверя нет страшней, чем человек. А в этот миг за сотни километров, Был в исполнении ужасный приговор: Девчонка малолетняя там где-то Уже четвёртый делала аборт. Малыш кричал!!! Но крик никто не слушал. Он звал на помощь: «Мамочка, постой!!! Ты дай мне шанс, чтобы тебе быть нужным! Дай мне возможность жить! Ведь я живой!!!» А волк бежал. Собаки глотку рвали. Кричали люди пьяные в лесу Его уже почти совсем догнали, Волк вскинул морду и смахнул слезу. Малыш кричал, слезами заливаясь, Как страшно, не родившись, умереть! И от железки спрятаться пытаясь, Мечтал в глаза он маме посмотреть. Вот только «маме» этого не нужно Не модно стало, видите ль, рожать! Она на глупость тратит свою душу, Своих детей «не в падлу» убивать. А волк упал без сил. Так было надо. Он от волчицы варваров увёл Одна она с волчатами осталась, Когда он на себя взял приговор. Собаки рвали в клочья его тело, Но только душу волчью не порвать! Душа его счастливой мчалась в небо. Ради детей есть смысл умирать!!! И кто, скажите, зверь на самом деле? И почему противен этот век? А просто человечнее нас звери, И зверя нет страшней, чем человек!!!