Они говорят, что не делают ничего плохого, потому что я еще не родился, как будто это дает им право разорвать мое тело. Они хотят убедить тебя, что тебе не нужно плакать... но ты всегда будешь слышать мой плач, когда меня уже не будет здесь.

И я буду плакать, потому что в этих белоснежных стенах никому нет до меня дела. Моя маленькая душа будет надрываться от боли, и эхо наполнит зал. Но они разрушат мою маленькую головку в щепки, и никто не остановит их окровавленных рук, чтобы спасти меня.

Они говорят, что я неудобный: «Когда-нибудь у тебя будет другой ребенок...» Что я сделал, что вы считаете меня таким плохим? Почему ты не хочешь меня, мамочка? Может, я буду ученым или врачом. Ты никогда не узнаешь об этом – скоро моя жизнь может прерваться прежде времени.

Но время никого не щадит, и скоро ты состаришься; и даже сейчас дни пролетают, как ветер по страницам. Когда ты будешь казаться «неудобной» для тех, кто здоров и силен, они тоже избавятся от тебя. И где тогда будешь ты?

Моя жизнь могла бы благословить так много жизней, и ты все еще можешь увидеть это. Существует так много других путей...

Не позволь им сделать этого, мама!


Материал сайта aborti.ru

aborti.ru

У моей приятельницы было уже абортов 5 или 6. Она ровно в одно и тоже время, каждый год беременнеет. Примерно 1 сентября она узнает о беременности (плюс/минус 10 дней). У них двое деток, мальчик(9) и девочка(7). Ей на работе уже девочки дарят презервативы коробочками, не помогает... Мне так больно в душе каждый раз. И она тоже расстраивается, говорит можно бы было, я бы тебе такую возможность отдала.
Не могу её судить или оправдывать, просто поделилась с вами.

Люда, я вот только одного никогда не пойму: если она за себя и за своего ребенка все решила, ЗАЧЕМ о его уничтожении рассказывать кому-то, тем более, той, что хочет детей?!? Сама не раз оказывалась в твоей ситуации. Ну ладно бы, девушка/женщина сомневается, на душе ей плохо и она надеется получить поддержку, а то сидит, я ей: хочешь, с девочками вещей соберем, я свои, от Мити отдам (у меня заветная антресоль, там до 3 лет ребенка можно одеть, все раздала по беременным, а самое милое и дорогое себе пока оставила )? - Неее... все равно с ним другие траты будут... - Я много не обещаю, но 500 р. будем тебе с мужем ежемесячно выделать, могу заверить (Сашка никогда не против таких случаев) - Неее, все равно ему нужно будет хорошее платное образование... Какое, на фиг, образование??? Ему нет и 3 месяцев в утробе, а речь о трудностях образования!!! У женщины муж, 2 пацана, своя квартира, машина, не голодают... Меня еще добивает фраза: "Да, мы хотим третьего маську... (вот это слово "маська" здесь, в этой ситуации вообще выглядит как издевка) ...но потом, не сейчас"... И вот мы с мужем сидим весь вечер накануне этого аборта, я плачу, молю Бога, вечер напрочь испорчен, утром я открываю глаза и знаю: те инструменты, что убьют этого еще живого (!!!) ребенка уже готовы................... посылаем последние смски, звоним... Все....................................................... спасать некого.........................
И вот я теперь сказала этой женщине, чтобы она мне больше никогда не говорила о готовящемся аборте, если не нужна наша помощь, зачем это.

(Священник Франк Павон, «Священники за Жизнь»)

Поставленный диагноз о том, что у еще нерожденного ребенка смертельное заболевание или аномалия, ложится тяжелым бременем на всю семью. Надежды и мечты, связанные с беременностью, рассыпаются в прах, и радость в предвкушении рождения этого ребенка превращается в беспокойство. Не меняется лишь одно – любовь, которую могут дать этому ребенку родители, да и все мы.

Многие спрашивают, зачем вынашивать ребенка, который умрет вскоре после рождения? А разве наша собственная жизнь не коротка? Разве можно говорить, что долго, а что коротко, когда мы сравниваем жизнь с вечностью? Никто не знает, сколько проживет. Также мы не измеряем нашу любовь на основе продолжительности жизни.

Зачем вынашивать ребенка, который умрет вскоре после рождения? Потому, что мы любим этого малыша, независимо от продолжительности жизни, минуты это или десятилетия. Зачем нам быть рядом с теми, кто мучается? Зачем нам чувствовать их боль? Зачем нам не спать ночами из-за больного ребенка? Зачем нам находиться у постели больного в госпитале? Зачем мы должны примириться со смертью, включая нашу собственную?

Альтернативой такого смирения является контроль над жизнью, давая право отобрать эту жизнь, прежде чем она возложит на нас слишком много проблем. Поэтому мы допускаем аборты... Взять все под контроль, чтобы не усложнять жизнь. Прекращая страдания, мы останавливаем чью-то жизнь.

В 1983 году, Кардинал Кук написал прекрасное письмо для «Уважение Жизни». Оно было невероятно красноречиво и уникально тем, что автор был неизлечимо болен и умирал от рака. Он скончался за два дня до того, как это письмо было прочитано для прихожан в Нью-Йорке. Он писал, «Дар жизни – особый дар ГОСПОДА, не становится менее значительным, когда сопровождается болезнью или слабостью, голодом или бедностью, умственными или физическими отклонениями, одиночеством или старостью. Более того, человеческая жизнь приобретает особенную ценность, так как нуждается в особой заботе, любви, и почтении». Его слова правдивы, независимо от нашего возраста. Любовь означает «добро пожаловать», а это значит, что я открою свое сердце такому, какой ты есть, и не потребую, чтобы ты соответствовал моим ожиданиям.

Одним из самых ярких примеров этому в наше время стала книга «Письма к Габриэль», написанная Карен Гарвер Санторум. Это рассказ о ее сложной беременности и ее малыше, чья жизнь была очень коротка. Она и ее семья любили этого хрупкого малыша еще в утробе. Описывая его рождение, она пишет, «Как это и не горько, время проведенное с тобой, дало нам возможность окружить тебя любовью и заботой». В этом и заключается жизненный смысл.

Рапорт акушерки из концлагеря Освенцим

Из тридцати пяти лет работы акушеркой, два года я провела как узница женского концентрационного лагеря Освенцим-Бжезинка, продолжая выполнять свой профессиональный долг. Среди огромного количества женщин, доставлявшихся туда, было много беременных. Функции акушерки я выполняла там поочередно в трех бараках, которые были построены из досок, со множеством щелей, прогрызенных крысами.

Внутри барака с обеих сторон возвышались трехэтажные койки. На каждой из них должны были поместиться три или четыре женщины — на грязных соломенных матрасах. Было жестко, потому что солома давно стерлась в пыль, и больные женщины лежали почти на голых досках, к тому же не гладких, а с сучками, натиравшими тело и кости.

Посередине, вдоль барака, тянулась печь, построенная из кирпича, с топками по краям. Она была единственным местом для принятия родов, так как другого сооружения для этой цели не было. Топили печь лишь несколько раз в году. Поэтому донимал холод, мучительный, пронизывающий, особенно зимой, когда с крыши свисали длинные сосульки.

О необходимой для роженицы и ребенка воде я должна была заботиться сама, но для того чтобы принести одно ведро воды, надо было потратить не меньше двадцати минут.

...

Количество принятых мной родов превышало 3000. Несмотря на невыносимую грязь, червей, крыс, инфекционные болезни, отсутствие воды и другие ужасы, которые невозможно передать, там происходило что-то необыкновенное.

Однажды эсэсовский врач приказал мне составить отчет о заражениях в процессе родов и смертельных исходах среди матерей и новорожденных детей. Я ответила, что не имела ни одного смертельного исхода ни среди матерей, ни среди детей. Врач посмотрел на меня с недоверием. Сказал, что даже усовершенствованные клиники немецких университетов не могут похвастаться таким успехом. В его глазах я прочитала гнев и зависть. Возможно, до предела истощенные организмы были слишком бесполезной пищей для бактерий.

Женщина, готовящаяся к родам, вынуждена была долгое время отказывать себе в пайке хлеба, за который могла достать себе простыню. Эту простыню она разрывала на лоскуты, которые могли служить пеленками для малыша.

Стирка пеленок вызывала много трудностей, особенно из-за строгого запрета покидать барак, а также невозможности свободно делать что-либо внутри него. Выстиранные пеленки роженицы сушили на собственном теле.

До мая 1943 года все дети, родившиеся в освенцимском лагере, зверским способом умерщвлялись: их топили в бочонке. Это делали медсестры Клара и Пфани. Первая была акушеркой по профессии и попала в лагерь за детоубийство. Поэтому она была лишена права работать по специальности. Ей было поручено делать то, для чего она была более пригодна. Также ей была доверена руководящая должность старосты барака. Для помощи к ней была приставлена немецкая уличная девка Пфани. После каждых родов из комнаты этих женщин до рожениц доносилось громкое бульканье и плеск воды. Вскоре после этого роженица могла увидеть тело своего ребенка, выброшенное из барака и разрываемое крысами.

В мае 1943 года положение некоторых детей изменилось. Голубоглазых и светловолосых детей отнимали у матерей и отправляли в Германию с целью денационализации. Пронзительный плач матерей провожал увозимых малышей. Пока ребенок оставался с матерью, само материнство было лучом надежды. Разлука была страшной.

Еврейских детей продолжали топить с беспощадной жестокостью. Не было речи о том, чтобы спрятать еврейского ребенка или скрыть его среди нееврейских детей. Клара и Пфани попеременно внимательно следили за еврейскими женщинами во время родов. Рожденного ребенка татуировали номером матери, топили в бочонке и выбрасывали из барака.

Судьба остальных детей была еще хуже: они умирали медленной голодной смертью. Их кожа становилась тонкой, словно пергаментной, сквозь нее просвечивали сухожилия, кровеносные сосуды и кости. Дольше всех держались за жизнь советские дети; из Советского Союза было около 50% узниц.

Среди многих пережитых там трагедий особенно живо запомнилась мне история женщины из Вильно, отправленной в Освенцим за помощь партизанам. Сразу после того, как она родила ребенка, кто-то из охраны выкрикнул ее номер (заключенных в лагере вызывали по номерам). Я пошла, чтобы объяснить ее ситуацию, но это не помогало, а только вызвало гнев. Я поняла, что ее вызывают в крематорий. Она завернула ребенка в грязную бумагу и прижала к груди... Ее губы беззвучно шевелились — видимо, она хотела спеть малышу песенку, как это иногда делали матери, напевая своим младенцам колыбельные, чтобы утешить их в мучительный холод и голод и смягчить их горькую долю. Но у этой женщины не было сил... она не могла издать ни звука — только большие слезы текли из-под век, стекали по ее необыкновенно бледным щекам, падая на головку маленького приговоренного. Что было более трагичным, трудно сказать — переживание смерти младенца, гибнущего на глазах матери, или смерть матери, в сознании которой остается ее живой ребенок, брошенный на произвол судьбы. Среди этих кошмарных воспоминаний в моем сознании мелькает одна мысль, один лейтмотив. Все дети родились живыми. Их целью была жизнь! Пережило лагерь едва ли тридцать из них. Несколько сотен детей было вывезено в Германию для денационализации, свыше 1500 были утоплены Кларой и Пфани, более 1000 детей умерло от голода и холода (эти приблизительные данные не включают период до конца апреля 1943 года).

У меня до сих пор не было возможности передать Службе Здоровья свой акушерский рапорт из Освенцима. Передаю его сейчас во имя тех, которые не могут ничего сказать миру о зле, причиненном им, во имя матери и ребенка.

Если в моем Отечестве, несмотря на печальный опыт войны, могут возникнуть тенденции, направленные против жизни, то - я надеюсь на голос всех акушеров, всех настоящих матерей и отцов, всех порядочных граждан в защиту жизни и прав ребенка.

В концентрационном лагере все дети — вопреки ожиданиям — рождались живыми, красивыми, пухленькими. Природа, противостоящая ненависти, сражалась за свои права упорно, находя неведомые жизненные резервы. Природа является учителем акушера. Он вместе с природой борется за жизнь и вместе с ней провозглашает прекраснейшую вещь на свете — улыбку ребенка.
Станислава Лещинска
польская акушерка, узница Освенцима

Мне было 18 лет, когда я узнала, что беременна. Я встречалась с парнем на 2 года старше. Я была жертвой того самого жестокого обращения, о котором много пишут в книгах и от которого все зарекаются, все клянутся, что с ними это не случится. Мне было запрещено общаться с подругами. Круг тем, которые я могла обсуждать со своей семьёй, был резко ограничен. Я должна была отказаться от всех и всего, кроме него. Если я не делала того, что он мне говорил, он меня наказывал. Если я не звонила ему 4 раза в день, чтобы отчитаться, где я и чем занимаюсь – он меня наказывал. Вот, как я жила. Я была несчастна и физически нездорова. При росте 168см и весе меньше 45кг, с обтянутыми кожей костями я была какой угодно, но не здоровой. Но он говорил, что любит, и я, веря или нет, оставалась с ним.

Я курила по две пачки сигарет в день, пока однажды меня не начало от них тошнить, и я стала курить гораздо меньше. Однажды я села за стол и нарисовала спящего ребёнка. В тот момент я поняла, что беременна. Я позвонила подруге, она отвезла меня в женскую консультацию, и там мои подозрения получили подтверждение. В то время я снимала маленькую квартирку напополам с братом. Вернувшись домой, я позвонила своему парню на работу и сообщила ему новость. Он немедленно примчался ко мне с пятью разными тестами на беременность и заставил меня провести их в его присутствии (унизительно). Все пять оказались положительными. На следующий день он пришел ко мне, когда я была одна дома. Он начал уговаривать меня сделать аборт. Он объяснял, что я слишком слаба, чтобы вынашивать ребёнка, и говорил, что если я соглашусь на аборт, он останется со мной: «Я или это». Я ответила, что ему придётся уйти. Тогда он сказал, что сам сделает мне аборт. Он повалил меня на кровать, одной рукой схватил меня за горло, а другой приготовился ударить меня в живот. Я вывернулась, вскочила и побежала к двери. Я бежала и кричала, как мне казалось, час, прежде чем он догнал меня и швырнул об дверь. В этот момент вернулся мой брат и выкинул его на лестницу.
С тех пор я его не видела и не слышала. Я не вписала его имя в родовый сертификат. Я никогда не просила об алиментах, потому что, честно говоря, ни за какие деньги я не согласилась бы общаться с ним.
Беременность была кошмаром с УЗИ каждые две недели. Доктор подозревал, что моя дочь не получает достаточно питания, что её не растут ноги, что у неё, возможно, будут пороки физического и умственного развития. Рекомендации были однозначны: «прервать беременность», «избавиться от «плода». Я родила очень умную, идеально сложенную девочку. Она очень высокая, и у неё ноги, что называется, от ушей. Я ужасно рада, что не придавала значения достижениям технологии.
Моей дочери недавно исполнилось 5 лет, и поверьте мне: материнство – моя жизнь. Иногда я оглядываюсь назад, на те времена, когда мы только что вернулись из роддома, и смеюсь, когда вспоминаю дни, когда я укладывала её спать в зимнем комбинезоне, потому что мне нечем было заплатить за отопление. Вначале у нас ничего не было, кроме друг друга: ни телевизора, ни машины, не было даже кровати. Только мы, укутанные в одеяла и зимнюю одежду, чтобы согреться. Сейчас у меня уважаемая работа в солидной компании. У нас есть всё, что нужно. У меня своя квартира. Недавно я купила новую машину. Всем девушкам, которые готовы сдаться, я хочу сказать: НЕ СДАВАЙТЕСЬ. Я крепко стояла на ногах и добилась успеха несмотря ни на что. Моя дочь – величайший дар из всех, которые я получала в жизни. Решение против аборта для меня – это не столько спасение жизни ребёнка, сколько спасение моей собственной жизни. Моя дочь – мой Ангел, она спасла мне жизнь. Где бы я была сейчас, если бы не она? Спасая своего ребёнка, ты спасаешь саму себя и открываешь для себя возможности, о которых прежде и не подозревала. Моё сердце разрывалось, когда я слышала, как она молится:
«Дорогой Иисус, спасибо, что ты вернулся из мёртвых. Пожалуйста, пошли мне хорошего папу. Спасибо. Аминь».
Верьте в Бога, и Он всегда будет рядом, при каждом решении, которое вы принимаете, при каждом вашем шаге… Кстати, у моей дочери теперь есть замечательный отец, её молитвы были услышаны! Господь услышит и ваши молитвы!

Считаешь, что именно с тобой это не произойдет, что именно в твоем случае все обойдется без последствий. Между тем статистика неумолима: искусственное прерывание беременности влечет за собой много негативных последствий.
• В результате аборта у 12% женщин нарушается менструальный цикл, возможны кровотечения между месячными. У рожавшей женщины после аборта менструальный цикл может восстановиться через 3–4 месяца; у нерожавшей — затянуться на срок до полугода и более.

• Аборт — наиболее частая причина гинекологических заболеваний (воспаление матки и маточных труб и яичников, миома матки, эндометриоз). После аборта они развиваются у каждой пятой женщины.

• Искусственное прерывание беременности нарушает работу эндокринной и нервной систем, снижает сопротивляемость организма.

• После аборта резко возрастает частота внематочных беременностей, бесплодия. После единичного аборта угроза выкидыша при последующей беременности составляет 26%, после двух — возрастает до 32%, а после трех и более опасность самопроизвольного прерывания беременности достигает 41%.

• При последующих беременностях и родах возрастает вероятность нарушения родовой деятельности и аномалий расположения плаценты, что ведет к мертворождениям и заболеваниям у новорожденных детей.

• В результате искусственного прерывания беременности увеличивается риск образования опухолей молочных желез, шейки и тела матки.

• Аборт — стресс, который может привести к изменениям психики. Женщина подсознательно воспринимает аборт как насилие над собственным телом.

• Как и любая другая операция, искусственное прерывание беременности может вызвать ряд осложнений различной степени тяжести, вплоть до летального исхода.


Вероятность возникновения осложнений повышается многократно у женщин, сделавших два и более абортов; страдающих воспалительными заболеваниями половых органов, нарушениями менструального цикла, заболеваниями крови; ранее перенесших операцию на матке и яичниках; прерывающих хирургическим путем первую беременность.

Я такой же как все, как бутончик в росе
Я хотел расцвести и по жизни идти.
Мама, мама зачем ты меня сорвала?
Мама, мама зачем мою жизнь отняла?
Я просил: не губи! Я молил: полюби!
Только слышал в ответ: Нет! Нет! Нет!

Расцветают сады и приносят плоды
неужели бы мне не хватило еды?
Как красиво поют по весне соловьи...
Неужели бы мне не хватило любви?

Хорошо бы родиться у птиц, у зверей
Ведь ни звери, ни птицы не губят детей...
Я бы зайчиком серым скакал по лугам
Или лебедем белым летел к облакам

Мама, позволь мне жить... Ты - моя единственная мама. Я люблю тебя с самого начала, потому что живу в тебе. В нас течёт одна и та же кровь. Я слышу каждый стук твоего сердца. Я радуюсь, когда ты радуешься, и грущу, когда ты грустишь. Чувствую каждую твою боль, страх, и на меня влияют все твои огорчения.

Ты думаешь, что я помешаю тебе в твоей карьере и свободе, и как можно быстрее хочешь избавиться от меня, ещё нерождённого, а по словам врачей -сгустка крови. Но я говорю тебе, что я живу. Попроси врачей, чтобы включили аппарат УЗИ, - тогда увидишь, кто говорит правду. Не слушай никого, кроме меня. Врачи не знают или не хотят знать, какой будет твоя жизнь после того, как ты избавишься от меня. Я так тебя жалею, моя мама. Ты надеешься, что найдёшь счастье в своей жизненной карьере, но спокойствия, которое ты утратишь, никто и ничто тебе не вернёт. Ты говоришь, что нет условий для того, чтобы воспитать меня. Я понимаю это и не прошу о многом. Ты, наверное, знаешь, что есть организации, которые помогают таким, как я. Есть также люди, которые хотят иметь детей, и они примут меня. Не убивай меня! Я должен жить, пусть не с тобой, но ради тебя.

Когда ты будешь одинока, всеми покинута и несчастна, я тебя найду, позабочусь о тебе, прижму к сердцу. Согласись только послушать. Я знаю: ты меня не запланировала. Но именно ты мне была дана, я тебя полюбил, потому что человек имеет только одну единственную маму. Позволь мне жить... и ты никогда не будешь об этом жалеть!...

Твой малыш